Эх дубинушка ухнем текст народной песни
Обновлено: 22.11.2024
Слова из народной песни "Дубинушка" (из припева к песне), которую использовали для слаженных действий при проведении работ, с привлечением большого количества работников.
Существует много вариантов песни "Дубинушка" . Один из популярных вариантов А.А.Ольхина:
"Много песен слыхал я в родной стороне,
В них про радость и горе мне пели;
Но из всех песен одна в память врезалась мне —
Это песня рабочей артели:
Ой, дубинушка, ухнем!
Ой, зеленая, сама пойдет. "
Песня стала особенно знаменитой, после того, как ее стал исполнять в своём варианте русский певец Шаляпин Фёдор Иванович (1873 – 1938).
«Дубинушка»
(в варианте Фёдора Шаляпина)
Много песен слыхал я в родной стороне,
В них про радость и горе мне пели,
Но одна из тех песен в память врезалась мне,
Это песня рабочей артели.
Эх, дубинушка, ухнем,
Эх, зеленая, сама пойдет,
Подернем, подернем, да ухнем.
Англичанин мудрец, чтоб в работе помочь
Изобрёл из машины машину
А наш русской мужик
Коль работать не вмочь
он затянет родную дубину.
Эх, дубинушка, ухнем,
Эх, зеленая, сама пойдет,
Подернем, подернем, да ухнем.
Но настала пора и поднялся народ,
Разогнул он согбенную спину,
И стряхнул с плеч долой
Тяжкий гнёт вековой
На врагов своих поднял дубину.
Эх, дубинушка, ухнем,
Эх, зеленая, сама пойдет,
Подернем, подернем, да ухнем.
Так иди же вперёд, ты великий народ.
Позабудь своё горе-кручину.
И свободе святой, гимном радостным пой
Дорогую, родную дубину.
Эх, дубинушка, ухнем,
Эх, зеленая, сама пойдет,
Подернем, подернем, да ухнем.
"В восьмидесятых годах девственную неприкосновенность Театральной площади пришлось ненадолго нарушить, и вот по какой причине.
Светловодная речка Неглинка, заключенная в трубу, из-за плохой канализации стала клоакой нечистот, которые стекали в Москву-реку и заражали воду.
С годами труба засорилась, ее никогда не чистили, и после каждого большого ливня вода заливала улицы, площади, нижние этажи домов по Неглинному проезду.
Потом вода уходила, оставляя на улице зловонный ил и наполняя подвальные этажи нечистотами.
Так шли годы, пока не догадались выяснить причину. Оказалось, что повороты (а их было два: один — под углом Малого театра, а другой — на площади, под фонтаном с фигурами скульптора Витали) были забиты отбросами города.
Подземные болота, окружавшие площадь, как и в древние времена, тоже не имели выхода.
Начали перестраивать Неглинку, открыли ее своды. Пришлось на площади забить несколько свай.
Поставили три высоких столба, привезли тридцатипудовую чугунную бабу, спустили вниз на блоке — и запели. Народ валил толпами послушать.
Эй, дубинушка, ухнем, эй, зеленая, подернем.
Поднимается артелью рабочих чугунная бабища и бьет по свае.
Чем больше собирается народу, тем оживленнее рабочие: они, как и актеры, любят петь и играть при хорошем сборе.
Запевала оживляется, — что видит, о том и поет. Вот он усмотрел толстую барыню-щеголиху и высоким фальцетом, отчеканивая слова, выводит:
У барыни платье длинно,
Из-под платья…
А уж дальше такое хватит, что барыня под улюлюканье и гоготанье рада сквозь землю провалиться. А запевала уже увидал франта в цилиндре:
Франт, рубаха — белый цвет,
А порткам, знать, смены нет.
И ржет публика, и все прибывает толпа. Артель утомилась, а хозяин требует:
— Старайся, робя, наддай еще!
Встряхивается запевала и понаддает:
На дворе собака брешет,
А хозяин пузо чешет.
Толпа хохочет…
— Айда, робя, обедать.
«Дубинушку» пели, заколачивая сваи как раз на том месте, где теперь в недрах незримо проходит метро."
"Заходили сюда иногда косматые студенты, пели «Дубинушку» в зале, шумели, пользуясь уважением бродяг и даже вышибал, отводивших им каморки, когда не находилось мест в зале."
В течение концерта, в перерывах между одной песней и другой, во время "бисов", я много раз слышал возгласы то с той, то с другой стороны. Какие-то девицы кричали мне: "Варшавянку". Какие-то хриплые голоса настаивали: "Интернационал!" Но -- говорю это совершенно искренне -- этих революционных песен я в ту пору не знал и только недавно, но зато очень хорошо узнал, что такое "Интернационал". Но еще с юных лет, с озера Кабана в городе Казани, я знал, что существует рабочая песня "Дубинушка", что поется она в сопровождении хора и что только куплеты поет солист -- не солист его величества, конечно. И на просьбы рабочей публики мне казалось самым подходящим спеть именно эту песню. И я сказал, что знаю "Дубинушку", могу ее спеть, если вы ее мне подтянете. Снова вавилонское "ypa!", и я запеваю:
Много песен слыхал на родной стороне,
Не про радость -- про горе в них пели.
Но из песен всех тех в память врезалась мне
Эта песня рабочей артели.
-- Эй, дубинушка, ухнем, -- подхватили 5000 голосов, и я, как на пасхе у заутрени, отделился от земли. Я не знаю, что звучало в этой песне -- революция или пламенный призыв к бодрости, прославление труда, человеческого счастья и свободы. Не знаю. Я в экстазе только пел, а что за этим следует -- рай или ад, -- я и не думал. Так из гнезда вылетает могучая, сильная белая птица и летит высоко за облака. Конечно, все дубины, которые подымаются "на господ и бояр", -- я их в руке не держал ни в прямом, ни в переносном смысле. А конца гнета я желал, а свободу я любил и тогда, как люблю теперь.
Много лет прошло с тех пор, а этот вечер запомнил, на всю жизнь запомнил. Удался он на славу. Рабочие после концерта разошлись домой мирно, как ученики, попарно. А о "Дубинушке" стали, конечно, говорить различно. Главным образом меня немедленно зачислили в крайние революционеры.
"Давно работали в доках, адмиралтействе, в разных портовых мастерских, расположенных по берегу. Среди грохота молотков и лязга пил порою раздавалась дружная «Дубинушка», при которой русские люди как-то скорее поднимают тяжести и ворочают громадные бревна."
"К мосту давно пригляделись, и уже трудно было представить себе реку на этом месте без моста. Кучи мусора, оставшиеся с постройки, уже давно поросли травой, про босяков забыли, и вместо «Дубинушки» слышится теперь почти каждый час шум проходящего поезда."
Плечами, грудью и спиной
Тянул он барку бичевой,
Полдневный зной его палил,
И пот с него ручьями лил.
И падал он, и вновь вставал,
Хрипя, "Дубинушку" стонал;
Читайте также: