Вот пегий мой конь вот сабля моя песня слова
Обновлено: 19.09.2024
А значит, не было, что было
Роса холодная созрела на кромке утра голубой,
Я долго вслед тебе смотрела, простясь до вечера с тобой.
Потом твой след запорошило, потом не стало и следа,
А значит, не было, что было, и не случалось никогда.
Я никакой не знаю муки, печаль былая отцвела,
А ты явился из разлуки, как будто я тебя ждала.
Я не случайно позабыла слепую полночь у пруда,
А значит, не было, что было, и не случалось никогда.
Напрасно горячо и горько теперь звучат слова твои,
Ведь не волнуюсь я нисколько, а без волненья нет любви.
Я всё давно тебе простила, и вновь прощаю без труда,
А значит, не было, что было, и не случалось никогда.
Вспомним, братцы, это время,
Как повёл нас генерал
Чрез высокый и холодный
Той альпыйскый пэрэвал.
Вспомним, братцы, як бродылы
По колено у снегах,
И конэй в руках водылы
И навстречу йшлы врагам.
Там вдали мелькають буркы
И белеють башлыкы,
То й нэ туркы и нэ курды,
То кубаньски козакы.
А я знаю, що гріх маю, пекло вогнянеє,
Що давала цілувати личко румянеє.
Гей, шігі-ріді-да-шігі-ріді-дана,
Гей, шігі-ріді-да-шігі-ріді-дана.
Полюбила я Нiколу, Федора, Степана,
Стецька, Грицька ще й Данила,
Миколу, Гаврила.
Гей, шігі-ріді-да-шігі-ріді-дана,
Гей, шігі-ріді-да-шігі-ріді-дана.
Кажуть люди, що суд буде, що будуть судити,
Коли б мені присудили всіх хлопців любити.
Гей, шігі-ріді-да-шігі-ріді-дана.
Гей, шігі-ріді-да-шігі-ріді-дана.
Коли б мені пощастило Сергiя зловити,
Я б не стала більше хлопцям голови крутити.
Гей, шігі-ріді-да-шігі-ріді-дана.
Гей, шігі-ріді-да-шігі-ріді-дана.
Ой чого ж ты почорнэло,
Зэлэное полз?
Почорнэло я и вiд крови
За вольную ж волю.-
Круг мистэчка Бэрэстэчка
На чэтыры мiлi
Мэнэ славнi запорижцы
Своим трупом крылы.
А йще ж мэнэ грай-вороны
Укрылы з пивночи,
Клкдоть очи козацкие,
А трупа ж нэ хочуть.
Почэрнэло я й зэлэно
Та и за вашу волю.
Я знов буду зэлэнэты,
А вы вже ж николи.
Йихалы козаченьки стэпом долыною,
Там зустрилы дивчиноньку з русою косою.
Коса вьется до пояса, вьется за плэчамы,
Поихалы, дивчинонька, з намы козакамы.
Отвичала им дивчина: йихаты нэ буду
Я своёго коханного вовик нэ забуду.
Прыйдэ, прыйдэ мий коханный до риднои хаты
Там зустрину його я, тай ще ридна маты.
Там зустрину його я, щиро усмихнуся,
Доброй матэры старенькой низко поклонюся.
Коса вьется до пояса, вьется за плэчамы,
Поихалы, козаченьки, без дивчины сами.
Распрягайте, хлопцы, коней
Та лягайтэ спочивать,
А я пиду в сад зелений,
В сад криниченьку копать.
Маруся,
Раз, два, три,
калина
чернявая дэвчина
В саду ягоды брала.
Копав, копав криничэньку
У зэлэному саду.
Ай не вийдэ дивчинонька
Рано-вранцы по воду?
Маруся,
Раз, два, три,
калина
чернявая дэвчина
В саду ягоды брала.
Вийшла, вийшла дiвчинонька
Рано-вранцi воду брать.
А за нею козаченько
Веде коника купать.
Просив, просив вiдеречка
Вона йому не дала.
Дарив, дарив в руки перстень -
Вона його не взяла.
Знаю, знаю дiвчинонько
Чим я тебе огорчив.
Що я вчора iзвечора
Iз другою говорив.
Вона ростом невеличка,
Ще й литами молода.
Руса коса до пояса,
В косi лента голуба.
Провожала маты сына у солдаты,
Провожала маты сына у солдаты,
Молоду невистку в полэ жито жаты.
«Ийды ты, невистка, в полэ жито жаты,
Ийды ты, невистка, в полэ жито жаты,
Тай нэ повэртайся до моею хаты».
Она жала, жала, жала–выжинала,
Она жала, жала, жала–выжинала,
До восхода солнца тополыной стала.
Прыйшёв сын до хаты: «Здравствуй, ридна маты».
Прыйшёв сын до хаты: «Здравствуй, ридна маты,
Чтой–то за тополя стоит сэрэд поля?»
«Нэ пытай ты, сыну, про тую прычину,
Нэ пытай ты, сыну, про тую прычину,
Быры в руки топор – рубай тополыну».
Пэрвый раз ударыв – она похылылась,
Пэрвый раз ударыв – она похылылась,
Другий раз ударыв – она попросылась.
«Нэ рубай, козаче, я твоя дружина,
Нэ рубай, козаче, я твоя дружина.
Навэрху, у листьях, спит твоя дытына».
Бросыв козак топор, обняв тополыну,
Бросыв козак топор, обняв тополыну,
Обняв тополыну, целовал дытыну.
Маты моя, маты, шо ж ты наробыла,
Маты моя, маты, шо ж ты наробыла,
Ты ж мэнэ з симьёю навик разлучила.
КОНИ ВЕРСТЫ РВУТ НАМЕТОМ.
Кони версты рвут наметом,
Нам свобода дорога,
Через прорезь пулемета
Я ищу в пыли врага.
Застрочу огнем кинжальным,
Как поближе подпущу.
Ничего в бою не жаль мне,
Ни о чем я не грущу.
Только радуюсь убойной
Силе моего дружка.
Видеть я могу спокойно
Только мертвого врага.
У меня одна забота,
Нет важней ее забот.
Кони версты рвут наметом,
Косит белых пулемет.
ПРОКЛИНАЙТЕ МЕНЯ, ПРОКЛИНАЙТЕ.
Проклинайте меня, проклинайте,
Если я вам хоть слово солгал,
Вспоминайте меня, вспоминайте,
Я за правду, за вас воевал.
За тебя, угнетенное братство,
За обманутый властью народ.
Ненавидел я чванство и барство,
Был со мной заодно пулемет.
И тачанка, летящая пулей,
Сабли блеск ошалелый подвысь.
Почему ж от меня отвернулись
Вы, кому я отдал свою жизнь?
В моей песни не слова упрека,
Я не смею народ упрекать.
От чего же мне так одиноко,
Не могу рассказать и понять.
Вы простите меня, кто в атаку
Шел со мною и пулей сражен,
Мне б о вас полагалось заплакать,
Но я вижу глаза ваших жен.
Вот они вас отвоют, отплачут
И лампады не станут гасить.
Ну, а батько не может иначе,
Он умеет не плакать, а мстить.
Вспоминайте меня, вспоминайте,
Я за правду, за вас воевал.
А про тексты - вот статья
ЛЮБО, БРАТЦЫ, ЛЮБО
История этой, пожалуй, одной из самых известных казачьих песен восходит аж к восемнадцатому веку. Изначально она посвящена героической обороне донским полковником Матвеем Ивановичем Платовым( именно он в знаменитом сказе Н. С. Лескова «Левша», уже будучи в звании генерала, ездил вместе с легендарным русским умельцем в Лондон) каравана при урочище Каллах, на Черногрязском шляхе, от многотысячной орды нагайцев и крымцев. Таким образом, исторически эта песня донская казачья.
«Как за черный ерик, как за черный ерик…» - именно так звучала в первоначальном варианте первая строка. (Ерик – согласно Толковому словарю В. И. Даля, - это непроточный рукав покинутого русла реки).
Постепенно историческая основа песни утратилась, исчезло упоминание татар, а ерик заменился Тереком. В некоторых поздних вариантах появилось совершенно неказачье слово «эскадрон», по происхождению французское.
Но песня продолжала жить, и какой вариант более «правильный», теперь, наверное, это уже дело вкуса. Например, существует мнение, что для казачьего мироощущения вместо строк о жене и матери более естественны и органичны слова о «волюшке во широком полюшке» - вот чего более жалко казаку, да «солнышка на небе», да «буланого коня». В известном советском фильме 1942 года «Александр Пархоменко» эту песню исполняет Нестор Махно, которого играл Борис Чирков. Вероятно, благодаря этому фильму песня стала популярной на фронтах Великой Отечественной и послужила основой для различных фронтовых переработок.
ЛЮБО, БРАТЦЫ, ЛЮБО
Как на черный берег выгнали татары,
Супротив казаков сорок тысяч лошадей,
И покрылось поле, и покрылся берег,
Сотнями порубанных, пострелянных людей.
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить,
С нашим атаманом не приходится тужить.
А первая пуля, а первая пуля,
А первая пуля, пуля ранила меня,
А вторая пуля, а вторая пуля,
А вторая пуля - моего коня.
А жена разлюбит, выйдет за другого,
Выйдет за другого и забудет про меня,
Жалко только матушку, матушку-старушку,
Матушку-старушку, да буланого коня.
Вот умру в степи я, над моей могилой,
Разнесет лишь ветер только сорную траву,
Где сложил под саблями, под саблями татарскими,
Буйну, да кудряву, да красиву голову
* Текст первого куплета, по версии музыковеда Б. Алмазова:
На Великой Грязи, там, где Чёрный ерик,
Татарва нагнала сорок тысяч лошадей,
Замутился ерик, и покрылся берег
Сотнями порубанных, пострелянных людей…
Песня посвящена обороне донским полковником М.И. Платовым каравана при урочище Каллах,
на Черногрязском шляхе, от 16-тысячной орды нагайцев и крымцев.
Татары вели по две «заводные лошади» (запасные).
Ерик – старица, непроточный рукав покинутого русла реки
Читайте также: