Тюрьма колыма ворон в небе вьется текст песни
Обновлено: 09.11.2024
Восемьсот километров тайга,
Блуждают там люди, как тени,
Машины не ходят туда,
Бредут, спотыкаясь, олени.
Я помню тот Ванинский порт
И вой парохода угрюмый,
Когда поднимались на борт,
Грузили нас в мрачные трюмы.
От качки стонали зека,
Стояли, обнявшись, как братья,
И только порой с языка
Чекистам срывались проклятья.
Над морем поднялся туман,
Ревела стихия морская,
Стоял впереди Магадан,
Столица колымского края.
Не песня, а яростный крик
Из каждой груди вырывался.
Хрипел пароход, надрывался.
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа чудом планеты,
Сойдешь поневоле с ума,
Оттуда возврата уж нету.
Я знаю, меня ты не ждешь,
И к дверям открытым вокзала
Встречать ты меня не придешь,
Об этом мне сердце сказало.
Прощай, дорогая жена
И милые малые дети,
Знать, горькую чашу до дна
Испить довелось мне на свете.
Я помню тот Ванинский порт
И вид пароходов угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт
В холодные, мрачные трюмы.
Над морем сгустился туман,
Ревела (кипела) стихия морская
Стоял впереди Магадан,
Столица Колымского края.
От качки стонали зека,
Обнявшись, как родные братья.
Лишь только порой с языка
Срывались глухие проклятья.
Прощай навсегда, материк!
Из каждой груди вырывался
Не песня, а жалобный крик.
Ревел пароход, надрывался.
Там часто болеют цингой,
Переполнены все лазареты,
И может быть, этой весной
Не получишь ты больше привета.
Шестьсот километров тайгой,
Где водятся дикие звери.
Машины не ходят туда,
Идут, спотыкаясь олени.
Прощай же ты, мать, и жена,
Прощайте же, милые дети!
Время настало, пора
Расстаться с вами навеки.
(Не жди меня, родная мать,
И вы, мои малые дети,
Знать, горькую чашу до дна
Досталось испить мне на свете).
Я знаю, меня ты не ждешь
И писем моих не читаешь,
Встречать ты меня не придешь
В открытые двери вокзала
(Об этом я знаю, родная).
Я помню тот Ванинский порт
И вид пароходов угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт
В холодные, мрачные трюмы.
В песне второй стих отнесен к человеку, традиционно уподобленному орлу.
В тексте Г.М. отсутствует нелитературное ударение (родные братья), возникшее во всех песенных вариантах, где оно вполне уместно.
Таким образом, многие штрихи и детали, которые отмечены выше, на наш взгляд, подтверждают авторство Григория Матвеевича, или, если быть корректным, первичность текста, который он привел. Требует некоторых уточнений рассказ о причине гибели Зиновьева. Получается, что через неделю песню уже достаточно хорошо знали (именно как песню, потому что он пострадал как создатель напева). И еще вопрос. Григорий Матвеевич Александров родился в 1928 году. В 1951 году ему было 22-23 года. Поэтому раздумываешь над строками о жене и малых детях. Впрочем, это отнюдь не решающий довод. Сам трафарет такого произведения требовал этих традиционных для несвободного человека образов.
Я знаю, меня ты не ждешь
И писем моих не читаешь.
Но чувства мои сбережешь
И их никому не раздаришь.
А я далеко, далеко,
И нас разделяют просторы.
Прошло уж три года с тех пор,
Как плаваю я по Печоре.
А в тундре мороз и пурга,
Болота и дикие звери.
Машины не ходят сюда,
Бредут, спотыкаясь олени.
Цинга меня мучает здесь,
Работать устал, нету силы.
Природа и каторжный труд
Меня доведут до могилы.
Познакомившись с письмом и текстом Григория Матвеевича, я тут же написал в Ташкент, где он не по своей воле проживает много лет. Мое письмо шло три месяца, столько же добирался ответ. К сожалению, самого Григория Матвеевича не было в Ташкенте, ответила его жена. Она сообщила, что Г.М.- москвич, жил в Москве с родителями до начала войны, и прислала, как я просил, несколько его стихотворений.
По кровавым дорогам войны
Я шел, спотыкаясь от ран,
Но никто не видал моих слез.
Лишь ветер с родимой земли
Мне весточку эту принес.
При арестах все рукописи конфисковывались, поэтому в домашнем архиве Александровых сегодня хранятся лишь случайно оставшиеся обрывки написанного и то, что восстановлено по памяти.
Под текстом даты: июль-ноябрь 1978 год.
Восстановлено в мае 1990 года. г. Ташкент.
Надо полагать, и эти честные и благородные стихи сыграли свою роль в трагедии с психушкой.
Знать, горькую чашу до дна
Испить довелось мне на свете.
Где-то в глубине души жили картины собственных мучений, жили и слова, которые говорили об этих мучениях.
Читайте также: