Свете тихий текст песни
Обновлено: 13.11.2024
Соловьева Поликсена Сергеевна (1867–1924) – поэтесса, прозаик, издатель. Ее отец, знаменитый историк Сергей Михайлович Соловьев, был сокурсником по Московскому университету Аполлона Григорьева, Фета, Якова Полонского, да и сам писал стихи. Эта студенческая дружба во многом определила круг литературных интересов не только самого Соловьева, но и его детей, внуков. Старшего из детей, Всеволода Соловьева (1849–1903), не без основания называли «русским Вальтером Скоттом». Он был одним из самых известных и плодовитых исторических романистов, Собрание сочинений которого превысило сорок томов. Не был чужд Всеволод Соловьев и поэзии, о чем можно судить по довольно популярным романсам того времени – «Я жду тебя в тиши уединенья. » (на музыку А.Н. Алфераки) и «Померк закат. » (на музыку В.Ф. Алоиза). Выдающийся религиозный философ и поэт Владимир Соловьев (1853–1900) с юношеских лет видел в их доме Фета, который станет его поэтическим кумиром. Самого Владимира Соловьева, вслед за Фетом, своими путеводными звездами назовут символисты. А его племянник Сергей Соловьев вместе с Андреем Белым составили ядро московских младо-символистов. Младшая из двенадцати детей историка Соловьева, Поликсена, училась у И.М. Прянишникова и В.Д. Поленова в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, принимала участие в художественных выставках, в дальнейшем сама иллюстрировала свои поэтические и прозаические книги, книги для детей. В 1899 году вышел ее первый поэтический сборник под литературным псевдонимом Аллегро; последующие сборники «Иней» (1905), «Плакун-трава» (1909), «Вечер» (1914), «Последние стихи» (1923) выходили под этим же псевдонимом. В музыке ее псевдоним означает быстрый темп исполнения, что менее всего соответствовало ее стихам. Александр Блок напишет 1905 году о втором сборнике: «У автора – молодая, свежая и чистая душа. Мы встречаем новую и тихую поэзию. Она нова, потому, что подошла в упор к открывшимся глубинам, и тиха, потому, что только смотрит в них грустными целомудренными глазами. Такие слова произносятся теперь только шепотом – для себя и для своих». Эпиграммисты, конечно, остались верны себе. «Устроил с Богом ты невыгодную мену, // Владимира отдав и взявши Поликсену», – так Николай Минский обращался к журналу «Вестник Европы» опубликовавшему стихи Поликсены в год смерти Владимира Соловьева. Не услышал ее тихой поэзии и Валерий Брюсов (и это далеко не единственный случай его «глухоты» на женскую поэзию), зато К.Р. (великий князь Константин Романов) в официальном отзыве Императорской академии наук отметит: «Уже первая книжка П.С. Соловьевой произвела отрадное впечатление. В ней автор дал целый ряд (60) стихотворений, проникнутых чистой поэзией. Они отличаются изяществом и образностью речи, возвышенностью мыслей и тонкостью чувства». За книгу «Иней» ей была присуждена не Пушкинская премия, а золотая Пушкинская медаль, впервые учрежденная Императорской академией наук в 1908 году. Как и племянник, поэт-символист Сергей Соловьев, она была близка к символистам, многие годы поддерживала дружеские отношения с Зинаидой Гиппиус, вспоминавшей: «Если не мужественности, то мужества было немало в цельной натуре Поликсены. По-соловьевски страстная, скрытная – и прямая, она была религиозна, как-то. непотрясаемо и точно насквозь».
Все первые послереволюционные годы она прожила в Крыму, пережив все то, о чем поведают ее ближайшие друзья-поэты Максимилиан Волошин и Аделаида Герцык. В 1923 году она вернулась в Москву, где вышла ее книга «Последние стихи», зачисленная в разряд «контрреволюционных изданий», но «показательный суд», на котором настаивал журнал «На посту», не состоялся. Своими последними стихами «Свете Тихий» и «Ранняя обедня» она предстала перед Богом.
Троицын день
Дожидаются березы белоснежные,
На коре, застыв, росятся слезы нежные,
Сломим ветви и в пучки завяжем тесные.
Пахнет горечью прохладною, древесною.
Уберем весь дом наш листьями душистыми,
И травою, и цветами золотистыми.
На траве, в цветах и с веткою зеленою
Встретим Троицу пред ветхою иконою.
И помянем мы в молитве травы нежные,
Желтоцветы и березы белоснежные.
Свете Тихий
В сельском храме, простом, убогом,
Свет вечерний на Лике строгом.
К ветхой ризе он льнет, алеет.
Вздох молитвы под сводом реет.
Меркнут окна, чуть рдеют главы.
«Свете Тихий Святыя славы».
Ангел сходит к земле с приветом,
Весь одетый вечерним светом.
Молит Бога над темной пашней,
Встретив вечер, задень вчерашний.
Тихо молвит: «Леса, долины,
Небо гаснет, но Свет единый
Ждите завтра, молясь, с утра вы.
Свете тихий, святыя славы. »
Вторят росы, вздыхают травы:
«Свете Тихий Святыя Славы».
Пыль веков
Моя душа вместить не в силах
Вечерних веяний тоски.
О неоплаканных могилах
Пустынно шепчут ей пески.
Об утомлении великом
Ей говорят кресты путей,
Пред ней невинно-страшным ликом
Встают страдания детей.
Каким смирю я заклинаньем
Рожденный от начала страх?
И утолю каким молчаньем
Весь крик, пронесшийся в веках?
К моим уныниям все строже,
Как с ядовитых лепестков,
Ты в душу мне свеваешь, Боже,
Всю скорбь земли, всю пыль веков!
Сосны сухие и ели мохнатые черные
К берегу тесно столпились.
Мрак их недвижный и тяжкие ветви узорные
В сонной воде повторились.
Там, над деревьями, яркое небо закатное
Все обещаньями рдеет.
Слышит вода заклинанье деревьев невнятное,
Небу ответить – не смеет.
Так, угрожая, все помыслы, тьмою одетые,
Душу мою обступили,
Падают руки, к далекому небу воздетые,
В сердце молитвы остыли.
Боже! я сплю, но великое чудо желанное
Дай, пробудившись, мне встретить,
Темной душе дай на слово Твое несказанное
Новой молитвой ответить!
Ранняя обедня
Еще не дрогнул сумрак предрассветный,
Еще душа меж бдением и сном,
А мерный звон, призывно-безответный,
Как дождик падает за дремлющим окном.
Забрезжил свет над белой колокольней,
Дрожит веревка в ангельских руках.
Все жертвенней заря, все богомольней.
Льет алое вино в рассветных небесах.
Завеса храма таинство скрывает,
Кровь пролилась, возносится потир,
И кто-то любящий, простив, благословляет
Безумный и несчастный мир.
Читайте также: