Песни на слова антокольского

Обновлено: 19.09.2024

Лучшие стихи Павла Антокольского

Антокольский Павел Григорьевич (1896—1978) - русский советский поэт, переводчик. Лауреат Сталинской премии второй степени (1946). Член ВКП(б) с 1943 года.

Белле Аxмадулиной¹
Не трактир, так чужая таверна.
Не сейчас, так в столетье любом.

День рожденья – не горе, не счастье,
Не зима на дворе, не весна,
Но твое неземное участье
К несчастливцу, лишенному сна.

Плащ цвета времени и снов,
Плащ кавалера Калиостро.
Марина Цветаева1
На ярмарке перед толпою пестрой,

Ни божеского роста,
Ни запредельной тьмы.
Она актриса просто,
Наивна, как подросток,

Сколько выпито, сбито, добыто,
Знает ветер над серой Невой.
Сладко цокают в полночь копыта
По торцовой сухой мостовой.

Не трактир, так чужая таверна.
Не сейчас, так в столетье любом.
Я молюсь на тебя суеверно,
На коленях и до полу лбом.

Ты помнишь?– скрещались под сабельный стук
Червонные звери геральдики древней.
Мы вышли из башни. Огонь, догорев в ней,
Зализывал спешно окопный уступ.

Я не песню пропел, не балладу сложил,
Отыскал я прямую дорогу,
Но желанной награды я не заслужил
И не заворожил недотрогу.

Я завещаю правнукам записки,
Где высказана будет без опаски
Вся правда об Иерониме Босхе.
Художник этот в давние года

Не жалей, не грусти, моя старость,
Что не слышит тебя моя юность.
Ничего у тебя не осталось,
И ничто для тебя не вернулось.

Над роком. Над рокотом траурных маршей.
Над конским затравленным скоком.
Когда ж это было, что призрак монарший
Расстрелян и в землю закопан?

Разве я буду опять молодым,
Разве не прожил жизни, не дожил,
Не подытожил, не уничтожил,
Не превратил ее в черный дым?

Ну что же! И пускай не доживу.
Суть не во мне. Зато мой внук — дитя —
Немыслимую эту синеву
Всю пролетит насквозь, почти шутя.

Седая даль, морская гладь и ветер
Поющий, о несбыточном моля.
В такое утро я внезапно встретил
Тебя, подруга ранняя моя.

С полудня парило.
И вот
По проводам порхнула искра.
И ветер телеграмму рвет

А океан бил в берега,
Простой и сильный, как и раньше.
А ураган трубил в рога
И волны гнал назад к Ла-Маншу.

Все прошло, пролетело, пропало.
Отзвонила дурная молва.
На снега Черной речки упала
Запрокинутая голова.

Умолкнул голос человеческий,
Никем и не услышанный.
Истлели все овечьи вычески
В траве, никем не скошенной.

Склад сырых неструганых досок.
Вороха не припасенных в зимах,
Необдуманных, неотразимых
Слов, чей смысл неясен и высок.

1
На лысом темени горы,
В корнях драконьих нор,
Сверкает прочный до поры,

Нечем дышать, оттого что я девушку
встретил,
Нечем дышать, оттого что врывается ветер,
Ломится в окна, сметает пепел и пыль,

(Подражание)
Ты мне клялся душой сначала,
Назвал ты душенькой меня,—
Но сердце у меня молчало,

Вся работа канатоходца
Только головоломный танец.
Победителю тут венца нет,
А с искусством ничтожно сходство.

Легко скользнула «Красная.
С перрона ленинградского вокзала.
И снова нас обоих ночь связала
И развернула смутных два крыла.

Безрукая, обрубок правды голой,
Весь в брызгах пены идол божества,
Ты людям был необходим, как голод,
И недоказан был, как дважды два.

Друзья! Мы живем на зеленой земле,
Пируем в ночах, истлеваем в золе.
Неситесь, планеты, неситесь, неситесь!
Ничем не насытясь,

Был тусклый зимний день, наверно.
В нейтральной маленькой стране,
В безлюдье Цюриха иль Берна,
В тревожных думах о войне,

Приходит в полночь Новый год,
Добрейший праздник,
Ватагу лютых непогод
Весельем дразнит,

Дыхнув антарктическим холодом,
К тебе ненароком зайдя,
Прапращур твой каменным молотом
Загнал тебя в старость по шляпку гвоздя.

Белле Аxмадулиной¹
Кому, как не тебе одной,
Кому, как не тебе единственной —

Геннадию Фишу
В моей комнате, краской и лаком блестя,
Школьный глобус гостит, как чужое дитя.
Он стоит, на косую насаженный ось,

С. Д. Кржижановскому
Подходит ночь. Смешав и перепутав
Гул океана, книгу и бульвар,
Является в сознанье лилипутов

Ручей столько натаскал камней и песку,
Что вынужден был переменить свое русло.
Леонардо да Винчи

Словами черными, как черный хлеб и жалость,
Я говорю с тобой,- пускай в последний раз!
Любовь жила и жгла, божилась и держалась.
Служила, как могла, боялась общих фраз.

Мой друг Володя!
Вот тебе ответ!
Все мастера суть подмастерья тоже.
Несется в буре утлый наш корвет,

Кончен день. И в балагане жутком
Я воспользовался промежутком
Между «сколько света» и.
Кончен день, изображенный резко,

Он был никто. Безграмотный бездельник.
Стратфордский браконьер, гроза лесничих,
Веселый друг в компании Фальстафа.
И кто еще? Назойливый вздыхатель

Ручей столько натаскал камней и песку,
Что вынужден был переменить свое русло.
Леонардо да Винчи
Нет, русла я не изменил

На каком же меридиане,
На какой из земных широт
Мои помыслы и деянья
Будут пущены в оборот –

Ну что ж, пора, как говорится,
Начать сначала тот же путь.
Слегка взбодриться — ламца дрица!
И повториться в ком-нибудь.

Мой друг Володя!
Вот тебе ответ!
Все мастера суть подмастерья тоже.
Несется в буре утлый наш корвет,

Не вспоминаю дней счастливых,
Не замечаю лиц знакомых.
Я весь какой-то странный вывих.
Я весь какой-то сонный промах,

Художник был горяч, приветлив, чист, умен.
Он знал, что розовый застенчивый ребенок
Давно уж сух и желт, как выжатый лимон;
Что в пульсе этих вен — сны многих.

А. Н. Н.
1
Вот и явился я в твой дом,
Пусть не в родной, зато в последний,—

Я не хочу судиться с мертвецом
За то, что мне казался он отцом.
Я не могу над ним глумиться,
Рассматривать его дела в упор

Сердце мое принадлежит любимой,
Верен одной я непоколебимо,
Есть у меня колечко с амулетом:
Дымный топаз играет странным цветом.

С полумесяцем турецким наверху
Ночь старинна, как перина на пуху.
Черный снег летает рядом тише сов.
Циферблаты электрических часов

Не падай, надменное горе!
Вставай, молодая тоска!
Да здравствует вне категорий
Высокая роль чудака!

Поэзия гипотез,
Наш голод утоли:
Дай заглянуть в колодезь,
В черновики твои!

Мрачен был косоугольный зал.
Зрители отсутствовали. Лампы
Чахли, незаправленные. Кто-то,
Изогнувшись и пляша у рампы,

Был жаркий день, как первый день творенья.
В осколках жидких солнечных зеркал,
Куда ни глянь, по водяной арене
Пузырился нарзан и зной сверкал.

Вы спите? Вы кончили? Я начинаю.
Тяжелая наша работа ночная.
Гранильщик асфальтов, и стекол, и крыш -
Я тоже несчастен. Я тоже Париж.

Мне странно говорить о том,
Что не написан целый том,
Что заморожен целый дом,
Что я твоим судим судом.

(1843–1963)
Пришли не мрамором, не бронзой,–
Живые ринулись на смотр –
В монашеском обличьи Грозный1,

(Подражание)
Ты мне клялся душой сначала,
Назвал ты душенькой меня,—
Но сердце у меня молчало,

Дикий ветер окна рвет.
В доме человек бессонный,
Непогодой потрясенный,
О любви безбожно врет.

Мне снился накатанный шинами мокрый асфальт.
Косматое море, конец путешествия, ветер -
И девушка рядом. И осень. И стонущий альт
Какой-то сирены, какой-то последней на.

Вы встретитесь. Я знаю сумасбродство
Стихийных сил и ветреность морей,
Несходство между нами и сиротство
Неисправимой верности моей.

Я рифмовал твое имя с грозою,
Золотом зноя осыпал тебя.
Ждал на вокзалах полуночных Зою,
То есть по-гречески - жизнь. И, трубя

Ты сойдешь с фонарем по скрипучим ступеням,
Двери настежь — и прямо в ненастную тишь.
Но с каким сожаленьем, с каким исступленьем
Ты на этой земле напоследок гостишь!

Понимаешь? Я прожил века без тебя
И не чаял, что в будущем встречу.
И случалось, в охрипшие трубы трубя,
Не владел человеческой речью.

И год и два прошли. Под хриплый
Враждебный крик
Со дна времен внезапно выплыл
Наш материк.

Разве ты на себя не похож,
Не талантлив, не смел, не пригож,
Не удачливей сверстников всех?
Как же это случилось? Откуда

Я в зеркало, как в пустоту,
Всмотрелся, и раскрылась
Мне на полуденном свету
Полнейшая бескрылость.

Во время войн, царивших в мире,
На страшных пиршествах земли
Меня не досыта кормили,
Меня не дочерна сожгли.

В. А. Каверину
Долой подробности! Он стукнул по странице
Тяжелым кулаком. За ним еще сквозит
Беспутное дитя Парижа. Он стремится

Когда-то был Париж, мансарда с голубятней.
И каждый новый день был века необъятней,—
Так нам жилось легко.
Я помню влажный рот, раскинутые руки.

В глубоких колодцах вода холодна.
Но чем холоднее, тем чище она.
.

В духане, меж блюд и хохочущих морд,
На черной клеенке, на скатерти мокрой
Художник белилами, суриком, охрой
Наметил огромный, как жизнь, натюрморт.

Мать моя - колдунья или шлюха,
А отец - какой-то старый граф.
До его сиятельного слуха
Не дошло, как, юбку разодрав

Октябрьский вихорь спящих будит
На бурных митингах своих,
Не шутит он, а грозно судит
О всем, что было, есть и будет,—

Низко кружится воронье.
Оголтелые псы томятся.
Лишь коты во здравье свое
Магнетизмом тайным дымятся.

Черепной улыбкой осклабясь,
Он прощенья просил у всех
За причуды свои, за слабость,
За рыданье, за жуткий смех.

Европа! Ты помнишь, когда
В зазубринах брега морского
Твой гений был юн и раскован
И строил твои города?

Дикий ветер воет в скалах,
Сердце мечется в груди.
Где враги? Я так искал их,
Знал, что подвиг впереди.

Памяти Зои
Без шуток, без шубы, да и без гроша
Глухая, немая осталась душа,
Моя или чья-то, пустырь или сад,

Европа! Ты помнишь, когда
В зазубринах брега морского
Твой гений был юн и раскован
И строил твои города?

Зима без маски и без грима
Белым-бела, слаба, не слажена,
Но и таящаяся зрима,
Но и молчащая услышана.

В конце таинственного века
Среди развалин, в щелях скал
Державный разум человека
Свою жилплощадь отыскал.

Жилье твое остужено.
Жена твоя покойница
Была любимой суженой —
И вот былинкой клонится,

Величанный в литургиях голосистыми попами,
С гайдуком, со звоном, с гиком мчится в.
По мостам, столетьям, верстам мчится в.
И хмельной фельдъегерь трубит в крутень.

Гроза прошла. Пылали георгины
Под семицветной радужной дугой.
Он вышел в сад и в мокрых комьях глины
То яблоко пошевелил ногой.

Как это ни печально, я не знаю
Ни прадеда, ни деда своего.
Меж нами связь нарушена сквозная,
Само собой оборвалось родство.

В старом доме камины потухли.
Хмуры ночи и серы деньки.
Музыканты приладили кукле,
Словно струны, стальные коньки,

Лондонский ветер срывает мокрый брезент.
Низкая сцена. Плошки. Холст размалеван, как.
Лорды, матросы и дети видят: во мгле урагана
Гонит за гибелью в небо пьяных актеров.

Ребенок мой осень, ты плачешь?
То пляшет мой ткацкий станок.
Я тку твое серое платье,
И город свернулся у ног.

TOP-20 лучших стихотворений Павла Антокольского:

Есть вопросы?
Мы всегда рады помочь! Напишите нам, и мы свяжемся с Вами в ближайшее время!

Читайте также: