Песни на карачаевском языке текст
Обновлено: 03.12.2024
Азияда окъуб билим алалмай,
Комендатсыз башха элге баралмай,
Сюймекликни сынаб, тезюб джашаугъа,
Кёчкюнчю деб саналмайын адамгъа.
Къарт къарыусуз атала бла анала,
Къум тюзледен эллерине тарала,
Балалауа ачдан тоймай къычыра,
Джата эдиле бешикледе, джан ала.
Мен бу джырны джырлайма алагъа,
Эрге чыкъмай, ёлген таулу къызлагъа,
Джаныбыздан сюйген мийик таулагъа,
Бизни Казимнге салыннган сын ташха.
Къазауатдан къайтхан таулу джашла уа,
Эллеринде киши табмай къыйнала,
Юйюрлерин къайда табаргъа билмей,
Элден элге айлана эдиле излей.
Не этгендиле къырал ючюн ёлгенле,
Къазауатдан къолсуз бутсуз келгенле,
Деб, джаза эди бизни Къайсын къыйнала,
Назмуларын чыгъаралмай басмагъа.
Мен бу джырны джырлайма алагъа,
Урушда ёлген таулу джашлагъа,
Джаныгъыздан сюйген мийик таулагъа,
Кёчкюнчюлюк сынагъан адамлагъа.
Ахырында мен айтырым келеди,
Кечкюнчюлюкню билирге керекди,
Унутмайыкъ миллетибиз кергенни.
Унутмайыкъ Азияны тюзлерин.
Унутмайыкъ ачлыкъдан ёлгенлени,
Унутмайыкъ къыйынлыкъны бергенни.
Берия бла Сталин этген хатаны,
Унутмайыкъ джетинчи ноябырны.
Мен бу джырны джырладым алагъа,
Чечен миллетге эм ингушлулагъа,
Малкъар миллетге, Къарачай халкъыма,
Кеб ёмюрлени джашасныла ала.
Малкъар миллетге, Къарачай халкъыма,
Энди кёчкюнчюлюк сынамасынла.
Балкарским детям не забыть вовек
Холодные и смрадные вагоны
И мартовский – в слезах кровавых – снег.
Нравится Показать список оценивших
Горящий очаг, закипающий чай,
И ветер молитву доносит.
"Когда мы поедем с Тобой в Карачай?" –
Ребенок у матери спросит "
Она почерневший возьмёт таганок,
Задумчиво сядет поближе:
«Поедем с тобою, поедем, сынок. »
А голову клонит всё ниже.
Украдкой лицо отвернет от огня,
Слезой затуманятся очи.
«Вот вырастешь скоро большой у меня,
Тогда и поедем, сыночек.
Мы справимся – лишь бы скорее ты рос –
И с бедами там, и с нуждою.
И станешь ты сильным, как горный утёс,
А мама твоя – молодою.
Взошла луна над Северным Кавказом.
Гори костер чабанский, согревай.
Что день не суждено начать намазом,
Уснув, не думал мирный Карачай.
А в это время, кое где не спали,
Хоть шел тяжелый . 43-й год.
Чтоб власть Отца Народов уважали,
Решили выслать маленький народ.
Чекисты рассчитали очень мудро:
Когда аулы спали тихим сном,
В холодное ноябрьское утро
Был окружен войсками каждый дом
И времени на сборы не давая,
Сажали всех людей в грузовики,
Прикладом непокорных подгоняя,
Стояла цепь солдат, примкнув штыки.
Седой старик в углу сидел, молился.
Намаз закончить - командир не дал,
Но через борт, один солдат, украдкой,
Потрепанный Коран его отдал.
Петляет в гору узкая дорога.
Внизу стоит пустой Кичи-Балык.
И вот . случайно. иль по воле Бога.
С людьми в обрыв сорвался грузовик.
Застыли горы в траурном молчаньи.
Нельзя мгновенье повернуть назад.
А остальные думали в печали,
Что их оплачет горный водопад.
Загнали их в товарные вагоны
И повезли в далекий Казахстан.
Не выносили многие дороги -
И погибали от душевных ран
Взошла луна над Северным Кавказом.
В аулах тишина, гуляет скот.
Лишь только волкодав, товарищ верный,
Хозяина с хозяйкой подождет.
Нравится Показать список оценивших
Об этом мне балкарцы рассказали
Как исповедь сомнения полна.
Была история полна печали
И в ней балкарцев боль отражена.
"Да, было так по странному веленью,
Нам приговор тот не понятен был
Бросали мы обжитые селенья
И на восток народ наш уходил.
Бессилен был кинжал, и мы молчали,
И верность Родине был наш ответ,
И наши горы, полные печали,
Смотрели долго, долго в след.
Но нет, мы не забыли наш Кавказ,
Мы там его еще сильней любили,
Но только очень многие из нас
До возвращенья так и не дожили.
Забыв обиды, горе и страданье,
Позор, перенесенный без вины,
Тогда бы мертвые вернулись из изгнанья,
Погибшие совсем не от войны. "
Однажды я увидел на рассвете,
Когда пошел послушать песню скал,
В коричневом поношенном бешмете
Седой балкарец камни целовал.
Нравится Показать список оценивших
Нравится Показать список оценивших
Нравится Показать список оценивших
Нравится Показать список оценивших
не носите плоток, не ходите в мечеть
в фитнес клубы идите, чтоб не быстро стареть
тренажёрные залы, на китайский массаж,
накладные тела, педикюр, макияж
открывайте себя, обнажайте интим
и быть может на подиум Вас пригласим
мир меняется проще к себе относись
Бейби, будь посмелей, ну давай, улыбнись
хочешь пива?поедем ко мне
и ты будешь как в сказочном сне
мы взлетим над мирской суетой
наслаждаясь волшебной травой
и в объятьях ночной тишины
только ты, только я. только мы
и куда-то уходит в туман
что гласит нам священый КЪОРАН
только после, конечно,поймешь
что назад ничего не вернёшь
и отчаянной бабочкой вновь
о фонарь разбиваешься в кровь
вот тогда вам и вспомнится белый плоток
и Все те, кто в Аду оказаться помог
«Сон кизилового дерева. 1944 год»
Ночью заснеженной дереву видеться сон:
Каплями крови исходят, сочатся плоды.
Снег, окровавленный, вьюгою ввысь вознесен,
Словно предвестие неотвратимой беды
Где это видано: красный клубящийся снег
Раной дымиться на мертвой безлюдной земле?
Если рискнет на него наступить человек –
В тоже мгновение бесследно исчезнет во мгле.
Старое дерево червем терзает вопрос:
Что, как оно всему сущему в мире виной?
Что, как годами росло оно людям не в прок
И не к добру покрывалось цветами весной?
Чья это кровь из плодов густо каплет на снег?
Уж не того ль, кто с любовью его наследил?
И для того ли его возрастил человек
Чтобы несчастье принес ему старый кизил?
Соки живые свой бег замедляют в стволе
Дереву сниться оно засыхает, гниет…
…Мартовской ночью не слышно ни звука в селе
Год до Победы.
Выслан балкарский народ.
Нравится Показать список оценивших
Пустырь промерзший, вой ночного ветра,
Крупой весенней засыпало лед,
Там в тупике шестого километра
Сгружали обездоленный народ.
Покрылась стонами земля казахов
В семь тысяч душ бесправная семья,
Гонимая жестокой плетью страха
Разбрасывалась по степным краям.
В четыре года мы враги народа –
Под окрик спецкомендатур глухих
Шли через детство меченой породой,
Держась за юбки матерей своих.
Упругая спираль пространств холодных
Сужалась как стервятника круги,
И помышлять о статусе свободных
В те времена мы просто не могли.
И мы внутри себя ожесточались,
Искали правду в собственной душе,
В идущем рядом часто сомневались:
Кто прав и чист, но в чем, когда и где?
Кололись семьи на две половины,
А нации – на мелкие куски –
Ломались мощным ледоколом льдины,
Что были монолитны и крепки.
И становился горче хлеб чужбины,
Он как подачка, в горле застывал,
В глубоких рудниках, под свет лучины
Его киркою мальчик добывал.
Мы были коногонами в двенадцать
В четырнадцать душил нас силикоз,
Кончали похоронами в семнадцать,
Чтоб всех оплакать не хватало слез.
Сквозь кровь свою, вживались в эту землю,
В полнации нам это обошлось.
Что было до того седому Кремлю,
Решившему с пристрастьем наш вопрос?
Исполнен акт верховного приказа,
Лаврентий грудь готовил под медаль,
Перо писало, сабля без отказа
Гнала народы в каторжную даль.
И люди шли с печатью арестантов
В безвестье и безбудущность свою
Под зорким оком лютых комендантов,
Презревших человечности черту.
И в спецкомендатуры дважды в месяц
Сгоняли и ходячих, и больных,
Не веря волчьйм паспортам бумажным,
Сверяли по могилам всех живых.
И радиус, обложенный запретом,
Был не далек от городской черты,
Его параступивший спал «валетом»
НА нарах непротопленной тюрьмы.
Как времена великих инквизиций:
Идея – пуля, а петля - закон,
Когда свои уставы над столицей
Холуйскою рукою крепил дракон.
И в этом политическом удушье
Глоток воздуха, спасенье в нем,
Но закрывали створки всех отдушин,
Как ставни тюрем закрывали днем.
Так на краю истории мы жили,
В ее последнем грязном закутке,
И наши территории могли бы
На медном уместиться пятаке
И послабленье вскоре мы не ждали
Зализывали раны, как могли,
И те, кто наши беды понимали,
Делили с нами тягостные дни,
Народ всегда сочувствует народу.
Спасибо, сын степей, тебе, казах,
Что ты от жаждущих не прятал воду,
И хлеб не ел при запертых дверях.
И те, что сосланы на много ранее,
Прошедшие чужбины путь сполна,
Простые люди, такие же как мы,
Спасибо вам за добрые сердца.
Как травы в засуху бледнели мысли,
И в горстку пепла превращался мозг,
С понятием «выжить» вынужденно свыклись,
Под весом этой мысли каждый рос.
А впереди, свои разинув двери,
Нас ожидали детские дома,
И там портреты Берии висели
Как фото борова на ВДНХ.
Татуировка, воровство и водка,
Блатные песни, драки и табак,
Полубалтийская, с ленцой, походка,
Вели прямой дорогою в кабак.
Хорошие задатки исчезали,
И появлялись финские ножи,
Мы по – плохому самоутверждались,
Как нас учила уличная жизнь.
Но в траурных гудках чумазых паровозов,
Был слышан правды слабый голосок,
И в крепость застоявшихся морозов
Врывался солнечных лучей пучок.
За март наказан мартом вождь всесильный,
Великий отчим, деспот и тиран,
Слезами наций, как дождем обильным,
Поливший земли азиатских стран.
Хотел лежать у стен святым Лаврентий,
Но был к стене поставлен в тот же год,
И в жизнь балкарцев март пятьдесят третий
Началом возвращения войдет.
Повеял ветерок надежды хрупкой,
Стоявших туч движенье началось,
И чувство странное в лохмотьях жутких
Тайком под сердце медленно кралось.
А это чувство было - возвращенье,
Двоякое, не ясное пока,
Как будто выходили из затменья,
И свет нам
Читайте также: