Геннадий жуков вот этот город аккорды
Обновлено: 19.09.2024
И я не добр, и зла я не держу.
И вы хорошие, вы очень неплохие.
Вы ждали в хлам сошествия Мессии –
вот я пришёл. И вот я ухожу.
Письма из города. Часы
1
Как зверь, что ищет соль земли, не ведая, чего же хочет,
Мы проходили и прошли, и вот над нами смерть хохочет.
Среди потоптанных долин стоим обуты и одеты
И знать хотим — чего хотим, когда уже желаний нету…
Мы недра выскребли земли, мы сотворили мир свой вещий,
Но вот надкушенные вещи вкруг нас валяются в пыли.
2
Я знать хочу — чего хочу,
И обнажаю понемногу
Свой дом, и волочу к порогу
Обноски, что давно влачу.
И здесь останутся часы —
Свидетель крайнего позора:
Я нищ — я нищ — я нищ, и скоро
Они затеются, как псы,
Трястись и взлаивать надрывно,
Напоминая в пять утра
Что жизнь уходит непрерывно,
И что пора — пора — пора.
Вы потом всё припомните, как сновиденье.
Вы потом всё припомните, как сновиденье –
Наши долгие томные игры глазами,
Что ответили губы, что руки сказали,
Наши разные мысли, полночные бденья.
Дом дощатый, скрипучий скандальных поэтов,
Полустанок, где ясно цветёт бузина.
Бузина, что – как лилия – светит со дна
Неглубокой пиалы рассеянным светом.
Вы потом всё припомните, словно награду, –
Как сухая трава оплетала ограду,
И ограду, что нас от всего ограждала,
Под напором дрожала, да не оградила.
Потому, что жила в нас дремучая сила,
Потому, что легко от всего оградиться,
Только нужно нам было попроще родиться,
Чтобы нам не пришлось от себя ограждаться.
Всё равно вы припомните тайные слёзы,
И, как тайную радость, припомните горе,
Вы припомните город, где мы не похожи
На любимых людей, что забудутся вскоре.
Я потом всё припомню, неведомо – что же,
И как есть – еретик – буду долго молиться:
Не лишай меня, смертного, памяти, Боже,
Перед тем, как бессмертным забвеньем забыться.
Мне потом всё припомнится, как утоленье
Жаркой жизни – любимые юные лица,
Я не знаю, пред кем мне стоять на коленях
За случайную жизнь, что до смерти продлится.
Речитатив для дудки
И была у Дон Жуана шпага.
И была у Дон Жуана донна Анна.
И когда однажды вечером мальчик потянулся к Анне
И уже встретились губы и задрожали тонко,
Там — на телеэкране — в Ираке или Иране,
Где-то на белом свете убили его ребенка.
И на телеэкране собралась всемирная ассамблея,
Но не было звука, и молча топтались они у стола.
И диктор стучал в экран, от немоты свирепея,
И все не мог достучаться с той стороны стекла.
А мальчик весной проснулся. Проснулся рано-рано,
Взял на цепочке кружку и побежал к воде,
Он в кружку губами ткнулся, и было ему странно,
Когда вода ключевая сбежала по бороде.
А мальчик достал из кармана верную свою ложку
И влез в цветок своей ложкой — всяким там пчелам назло, —
Чтобы немножко позавтракать (немножко и понарошку),
И было ему странно, когда по усам текло.
Тогда нацепил он на шею непричесанную свою Анну,
И было ему странно Анну почувствовать вновь.
Тогда нацепил он на шею офигенную свою дудку,
Но музыку продолжать было странно, как продолжать любовь.
Он ткнулся губами в дудку, и рот раскрылся, как рана,
Раскрылся, как свежая рана. И хлынула флейтой кровь.
Читайте также: